"Меня называли пьяницей": мощнейшее интервью забытого русского фигуриста

Забытый многими двукратный чемпион мира по фигурному катанию Владимир Ковалев дал большое и откровенное интервью РИА Новости Спорт — о том, почему в США много дураков, но сам женился на американке и остался жить с ней в русской деревне, как один маститый тренер ударил великого по лицу, как попал в вытрезвитель и дважды лишился звания, о подозрениях в любовной связи с убитой впоследствии Кирой Ивановой и ее предательстве.

"В Америке очень много дураков. Многие не умеют читать"

— С фигурным катанием что-то связывает вас сейчас?

— Наверное, ничего.

— Не читаете и не смотрите?

— Интересуюсь, но я не фанатик. Мои соседи напротив знают больше меня. Мне не нравится, что современное фигурное катание – это спорт вместе с шоу. Всё это затеяли пресловутые американцы или европейцы, которые меняли правила. Но спорт мешать с шоу не надо.

— Это говорит человек, проживший два с половиной десятка лет в Америке.

— Я как был человек советский, так им и остался. Я имею в виду российский. В душе я, простите меня, свой. Если я столько лет прожил в Америке, это не значит, что меня эта страна могла переделать.

© РИА Новости / Рамиль Ситдиков

Перейти в медиабанк

Двукратный чемпион мира по фигурному катанию Владимир Ковалев

— Вы даже по-советски говорите "пресловутые американцы". Своими они для вас не стали?

— Нет, никогда ими не были.

— Вы же с ними работали, они такие же люди.

— Понимаете, мне повезло, что я учился в Советском Союзе, где у нас было хорошее образование. В Америке очень много умных людей, которые занимаются наукой. С другой стороны, очень много дураков. Я жил в Палмдейле, это 60 км от Лос-Анджелеса, так некоторые люди там даже не умели читать.

— И вы их тренировали?

— Отнюдь. Я просто с ними встречался. Эти люди не знают таблицу умножения, они считают по-своему. Даже если они посчитают, это будет неправильно. Я очень любил и уважал Задорнова (Михаил Задорнов, писатель-сатирик, иронизировавший над жизнью американцев). Я с ним согласен целиком.

— Вы жили в США и соглашались с Задорновым?

— О-о-о, на 100%. Он же ничего не выдумывал.

— Как же вы 25 лет терпели американцев?

— Бог терпел и нам велел. Это первое. Во-вторых, у меня были определенные причины, по которым нужно было жить там, и не было смысла все бросить и уехать. В-третьих, у меня была жена американка. У меня язык не поворачивался сказать ей: "Уедем в Россию!". Она бы ответила: "Тебе здесь, что ли, плохо?".

— Откровенно бы сказали, что раздражает тупое, как по Задорнову, население, не хватает советских людей.

— Советским можно было всегда позвонить, а жене такого сказать не мог.

"Смотрели на меня как на русского медведя"

— Как с женой познакомились?

— У меня тренировалась. Там же очень развито взрослое катание – adults skating. У меня была одна ученица, которая работала в Courthouse, где и суд, и тюрьма в одном месте. Назначала уроки в одно и то же время, и я как-то спросил, а почему нельзя передвинуть занятие на 15 минут. "А я судья и хожу к вам в свой обеденный перерыв", - ответила она.

Когда я только приехал в США на первое место работы, родители учеников собрали небольшой фуршет. Они смотрели на меня как на русского медведя, приехавшего к ним из Москвы. Я все понимаю, любопытно, но не с таким же тупым американским интересом. Они подходили ко мне, жали руку, а в их глазах сиял восторг. Будто к ним приехала Мэрилин Монро.

— Так как с будущей женой сблизились?

— Как-то у нее сломалась машина недалеко от того места, где я проживал. И ей не пришло ничего в голову кроме как позвонить мне. "Ты же джентльмен, я знала это", - так она потом мне объясняла. Машину в итоге забрал эвакуатор, а я вызвал такси и подвез ее домой, она пригласила на чай, а потом все как-то плавно перетекло в отношения.

Когда я начал ее тренировать, то был еще женат, а она замужем, поэтому между нами ничего возникнуть и не могло. Потом и у меня, и у нее случились разводы, никак не связанные с нашим знакомством. Всё закрутилось через полгода после моего развода. В 1995 году в Северной Дакоте. Вскоре мы переехали в Калифорнию. В 2001 году, когда рухнули башни-близнецы, мы хотели отправиться в Европу и угнездиться там. Объехали Австрию, переехали во Францию, потом в Германию. Нам нигде не понравилось: и из-за финансов, и из-за языка, так как во Франции и Германии с одним английским не очень удобно.

На следующий год наша общая приятельница пригласила в Южную Америку. Месяц жили в Монтевидео, а потом приехали сюда, в Калужскую область. Моей жене сразу всё очень понравилось. Да и я знал, куда идти и с кем говорить по поводу ее легализации в России.

— Она сама не захотела отсюда уезжать?

— Мы четыре года прожили здесь. Ей Россия нравилась во всем. Она очень полюбила людей.

— По-русски она тогда не говорила?

— Изучала. Давался ей русский трудно. В Америке натаскивал ее с нашим русским букварем. Здесь были два преподавателя, училась по скайпу, но процентов 70 из того, что ей преподавали, было не нужно. Ее учили как человека, который приехал из Таджикистана или Узбекистана. Но в итоге гражданство получила. Стала Лиса Шульц-Ковалева. Боялась не сдать экзамен по русскому, но для людей в возрасте 65+ это было и не нужно.

— Чем она здесь занималась?

— Жила на пенсии. Занималась с собакой и кошкой, ездила в магазин в Обнинск, который ничем не отличается от Москвы. Все есть. В России ее смущала только одна вещь – ей было трудно говорить.

— Ни разу ее не тянуло домой?

— В этом году мы планировали съездить в Америку. Ей хотелось навестить друзей там, да и мне, честно говоря, хотелось это сделать, чтобы посмотреть, как там плохо. Как стало еще хуже.

— Почему вам кажется, что там стало хуже?

— Я там долго жил. И сейчас я смотрю, что там происходит.

— Убеждали американцев в своей правоте?

— Их трудно в чем-то убедить, потому что, как Задорнов говорил, они тупые. Они знают только, как поехать в отпуск на Багамы или в Мексику. Они географию-то не знают. Они даже не стараются узнать что-то новое. Их интересует только Америка. Они очень ограниченные люди. Мы другие.

Как-то в Калифорнии в русском магазине стою в очереди за бородинским хлебом и селедкой, мы тогда еще с бывшей женой говорили по-русски. А потом у меня случился шок. Женщина, стоявшая перед нами, одетая старомодно, в годах, поворачивается и говорит: "Ой, я слышу правильную русскую речь". А затем: "Вы же Владимир Ковалев". Я хотел поинтересоваться, откуда она меня узнала спустя столько лет, а она продолжила монолог: "Я сейчас уезжаю в Нью-Йорк, потому что там есть, с кем общаться. А здесь не с кем. Я уже упаковала свои картины". Она оказалась русской графиней из какого-то дворянского клуба Лос-Анджелеса.

— Людмила Власова рассказывала, что ее раздражала американская улыбка в 32 зуба.

— Да, это все наносное. Сначала я подумал, что они такие доброжелательные люди, а потом понял, что все надевают маску. Это все фальшиво. А то, что у них в голове, они все скрывают. Они будут поддерживать разговор и делать вид, что они что-то знают. Но они знают, что они ничего не знают. Они знают, что врут.

© РИА Новости / Рамиль Ситдиков

Перейти в медиабанк

Владимир Ковалев

— С женой вы прожили в деревне четыре года. Что с ней случилось?

— Инсульт. Два года назад. Скорая увезла в Калугу, где она пролежала недели две, выписали. После ей было все тяжело делать, в том числе и учить русский. Правда, через три месяца она восстановила речь. Но однажды вечером она позвала меня и попросила отвести ее в туалет. "Сама не дойдешь?", - спросил. "Боюсь", - ответила она. Отвел. На утро пью кофе, а она не спускается. Поднялся в спальню, а она лежит без сознания. Опять отвезли в Калугу, врачи думали, что повторный инсульт, но оказалось, что инфекционный энцефалит. 15 июля 2022 года Лиса, не приходя в сознание, умерла. Похоронил ее на кладбище, где лежат мои бабушка и дедушка, мама и папа, и где лежать буду я.

"Арутюнян ударил Плинера по лицу. Рафик тогда был никто"

— В Америке из тренерской среды с кем общались?

— Во-первых, с Ирой Родниной, Сашей Зайцевым, которые работали в Лейк-Эрроухед, неподалеку от меня. С Эдуардом Георгиевичем Плинером, который жил подальше – в Бостоне. Прилетал к нему на Новый год. Леша Четверухин из Канады приезжал, Игорь Лисовский с Ирой Воробьевой из Колорадо, Саша Власов. Да со многими людьми поддерживал отношения.

— В чем секрет Арутюняна, который состоялся в качестве официально лучшего тренера США?

— Может, я скажу неправильно, но, по-моему, ему очень здорово подфартило. У меня негативное отношение к этому человеку, и он об этом знает. Мы все когда-то были в Советском Союзе, в Москве, на стадионе Юных пионеров. У меня был старший приятель Эдуард Георгиевич Плинер. У меня тренировалась Кира Иванова, а у него - Аня Кондрашова. Мы дружили и постоянно были вместе на спорткомитетовских сборах. "Кондрашова будет первой!" - говорил мне Плинер. "Н-е-е-т, - отвечал я ему. – Иванова победит!" Валяли дурака между собой. Мишин к нам присоединялся, Ксенофонтов, царствие ему небесное. Сидели вечером вместе, обсуждали события в мире, а иногда и поддавали. А на СЮПе Арутюнян с Плинером из-за чего-то повздорили, и Арутюнян ударил Эдуарда Георгиевича по лицу.

© РИА Новости / Александр Вильф

Перейти в медиабанк

Тренер Рафаэль Арутюнян

— У них же разница в возрасте (21 год).

— Для меня этот человек полностью потерял свое лицо. Рафик тогда был никто, ноль, а Эдуард Георгиевич - заслуженный человек. В моей голове Арутюнян тогда перестал существовать. Больше я о нем говорить не хочу.

— А с чем ему повезло?

— С работой. Со спортом. Человек сделал то, что он сделал.

— У него был такой же каток, как у многих, так же тренировал всех, кого ни попадя, а потом стал тренером олимпийского чемпиона.

— Все правильно вы говорите. Честь ему и хвала за это, но я про него не хочу говорить.

"Выпили вина, сели покурить, а тут милиция"

— Мишин, Кудрявцев, Жук, Плинер, Тарасова, Тутберидзе - великие тренеры одиночников. Кого-то забыли?

— Чайковская. Она тренировала меня, а я что, не одиночник? Игорь Борисович Москвин, который тренировал свою будущую жену Тамару Николаевну Москвину, тогда еще Братусь. Гениальный человек был, профессор фигурного катания. Человек из той эпохи, когда фигурное катание только зарождалось в России.

— Выделить из них можем кого-то?

— На эту удочку я не поддамся. Они все замечательные и великие. Но в наше время – это, без сомнения, Этери Георгиевна Тутберидзе. Только рядом с ее фамилией я поставлю и другую – Дудаков, который у нее второй тренер или как они там друг друга называют.

— Многие критикуют ее за жесткий подход к работе.

— Не будет жесткого подхода в спорте, будет как у американцев – 15-е место и реакция "Вау" на это. Вы хотите, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, а так не бывает. Про меня мой тренер Татьяна Александровна Толмачева говорила, что я очень липкий. Мне сказали – я сделал. А другому надо было вдалбливать.

© РИА Новости / Александр Вильф

Перейти в медиабанк

Этери Тутберидзе

— Липкий как пластилин?

— О, я стал забывать русский язык. Точно, пластилин.

— Тренер Александр Волков так говорил про Трусову.

— Я бы так сказал и про Чена, в чем Арутюняну и повезло.

— Жулин сказал, что олимпийскими чемпионами становятся не правильные люди, а хулиганы. Согласны?

— Саша, наверное, имел в виду танцы на льду.

— Да, Костомарова.

— Если человек не имеет спортивного характера, он вряд ли чего-то добьется.

— Нарушать правила жизни и хулиганить – полезно?

— Это плохо, знаю.

— На своем опыте?

— О, да. Общество ставило меня на место, и я за это ему благодарен.

— Мишин мне первым делом о вас сказал так: он трижды заслуженный мастер спорта. Дважды его лишали этого звания и вручали вновь.

— Все правильно.

— За что?

— 16 июня 1972 года вышел закон о пьянстве и алкоголизме. Мы были на сборе в Адлере. Шли мы с Сашей Волковым – был такой фигурист из Ленинграда - от нашей базы к морю минут 30. Было очень жарко. По пути бабушки продавали домашнее вино. Мы и выпили по стаканчику. А перед проходной рыбзавода сели на лавочку покурить. Не прошло и пяти минут, как подъехала милиция по чьей-то наводке, у которой была разнарядка выполнять указ правительства. Забрали в вытрезвитель, хотя мы были абсолютно адекватные. Положили нас на койки с чистым бельем. На окнах – решетки, на входе – железная дверь. Только милиционеры входят в нее с новыми посетителями и никого не выпускают до утра.

— Из брандспойта не поливали?

— Это вы в кино, наверное, видели. На деле ничего такого не было. Забирать нас оттуда приехал Игорь Борисович Москвин. Вернул в лагерь, тут же организовали собрание. А я ж был для некоторых конкурентом. Отчислили и выгнали меня на улицу прямо в Адлере. В Москве уже постановили лишить меня звания заслуженный мастер спорта.

© РИА Новости / Юрий Сомов

Перейти в медиабанк

Фигурист Владимир Ковалев

— Курение и алкоголь спортсмену в ваши годы не мешали?

— Конечно, мешали. Давайте я вам скажу то, что вы хотите услышать. Сезон у нас начинается в сентябре. С первого числа я в рот не брал вообще ничего - ни пива, ни шампанского. Даже на Новый год. 31 декабря ложился спать в десять вечера, потому что уже на следующее утро надо было тренироваться. У меня в "Динамо" не было никакого уикенда. Четыре дня рабочих – один выходной, и так далее. Нарушать режим можно было только после первенства мира. Это было мое неписанное правило. А вот после чемпионата, как сейчас говорят, мира я мог позволить себе, так как практически девять месяцев до этого не пил.

— А если с медалью чемпионата мира, то можно было уже прямо в самолете начинать?

— Ну да, можно, но лучше подождать до дома. На допинг-контроле все пили пиво. Человека надо воспринимать таким, какой он есть, а не таким, каким вы хотите его видеть. В обществе принято спрашивать друг у друга: "А ты пьешь?". У меня на это есть замечательный ответ: "Не пьют только кошки и собаки. Они лакают". Не слышали?

— Нет.

— Ну вот, если разобраться, это и есть ответ на ваши дурацкие вопросы. Все пьют, все выпивают. Надо знать место, время. И – с кем.

— Тоже мастерство.

— Да.

— Во всех видах спорта есть славные персонажи, перепить которых было невозможно.

— О, да. Я встречал таких людей.

— В фигурном катании кто был профессором?

— Игорь Борисович Москвин, Алексей Николаевич Мишин. С этими людьми приятно было сидеть в компании вне зависимости от того, сколько они могли принять на грудь. Они всегда оставались умными собеседниками и аккуратными. Мишин – профессор не только в фигурном катании, а и в этом деле тоже. Я им восхищаюсь.

— Мне всегда казалось, что Мишин больше не по бутылке, а ценитель прекрасного пола.

— Фонарик не держал, я не могу ответить на этот вопрос.

— А совмещать возможно?

— Можно, и с успехом.

© РИА Новости / Игорь Уткин

Перейти в медиабанк

Владимир Ковалев

— Вы-то тоже сердцеедом были.

— Посмотрел тут на свою фотографию в молодости, так я вообще-то ничего был. Если б я был девушкой, то, наверное, бы…

— Брюнет, фигурист, чемпион.

— Много было достоинств и много недостатков. Хотя как много? Два раза поймали – да. Надо было меньше пить или в другом месте.

"Меня называли алкоголиком"

— Во второй раз за что?

— Город Глазов.

— Лиза Туктамышева в нем тогда еще не родилась.

— Нет. Мы с одним фигуристом из Ленинграда – был такой Вова Лебедев, в парном катании выступал – взяли на выходных шесть, по-моему, бутылок пива и пошли в номер. Вот нужно было после лечь спать, а мы вышли на улицу. Бродили в 12 часов ночи по пустынному Глазову. Подъезжает милицейский газик. Вова, говорю, бежим! Он мне: "Мы ничего плохого не сделали. Давай спрячемся". Он в кусты, которые казались нам большими. Я рванул оттуда. Один милиционер в кусты, один за мной. Он меня так и не догнал, я ж все-таки спортсмен был. А Вовку взяли и отвезли в этом воронке в участок.

Он меня не выдал. Всю ночь его держали, а с утра в мой номер пришел Вячеслав Иваныч Зайцев, начальник нашего профсоюза. Обыскал, увидел пустые бутылки. "Ты с Лебедевым был?", - спросил. "Да, - отвечаю. - Убежал? – Убежал". "А он про тебя ничего не сказал", - добавил Зайцев. Так меня дисквалифицировали второй раз. Опять сняли заслуженного мастера спорта, запретили выступать на соревнованиях.

— Для вас это была трагедия? Что теряли?

— Членство в сборной, возможность соревноваться, ну и терял лицо. Репутация была плохая, меня называли пьяницей, алкоголиком, который еще и ни одной юбки не пропустит. Собрали все в кучу и выкинули информацию в общество. Поставили мне еще диагноз - звездная болезнь.

— Про вашу звездную болезнь написала в своей книге Чайковская.

— Не мне судить о том, что она написала. Ей, наверное, виднее, это ее слова, а не мои. Со своей стороны, скажу, что у меня ни разу не было ощущения звездной болезни. Столько лет прошло уже, а я до сих пор не вижу ничего подобного. Я просто попался и все. Был как все, но попался.

— Мишин вспомнил, как молодой тренер Володя Ковалев на чемпионате Союза в Риге подошел к нему стрельнуть сигарету, на что Профессор ответил: "Владимир, наденьте пеньюар интеллигента". Вы сказали, что уже надели, а Мишин продолжил: "Очень прозрачный".

— Было такое. Мишин до сих пор зовет меня "мой юный друг". А его я называл "мой пожилой друг". Сейчас могу Лешке позвонить и так же ему сказать.

— Тренерская работа вам нравилась?

— Да, ощущал, что мое. Не хотел заниматься ничем другим. Но мне не повезло в жизни – у меня были только девочки и девушки.

— Почему же не повезло?

— Потому что с ребятами работать легче.

— Я могу лишь предполагать, почему.

— Ваши предположения неверны.

— Я о гибкой женской психике.

— Тогда я должен оговориться. На третьем курсе института физкультуры я очень увлекся психологией. У девушек бывают или моменты послушания, или непослушания, они требуют уважения и внимания. Совершенно иного внимания, нежели юноши.

— Пластилина из учениц у вас не было, получается.

— Пластилин был – Кира Иванова. Из нее можно было лепить то, что ты видел, и она поддавалась этому. Я применял к ней знания по психологии, которые изучил в институте. Я даже сам ее этому обучал в период подготовки к соревнованиям. А ярчайший пример бойцовского характера, стержня и закалки – Катарина Витт. Я не знаю, как ее в ГДР готовили, но, когда она выходила на лед, я знал, что она ничего не сорвет.

© РИА Новости / Рамиль Ситдиков

Перейти в медиабанк

Владимир Ковалев

"Мать заходила нормальным человеком, а через пять минут была в хлам"

— А с Кирой какие проблемы в работе были?

— Даже не знаю. Мы вместе выбирали ей платье - длина юбки, вырез, цвет. Я считаю, что решающее слово всегда было за мной. Музыку – тоже. Поэтому и произвольную программу с Чайковской мы, бывало, ставили за одну тренировку.

— Тяжелое детство Киры отражалось на работе?

— Нет. Сначала она жила с бабушкой в Лужниках, потом им дали квартиру на юго-западе, куда она переехала с мамой и сестрой. А я на Проспекте Вернадского, потом на Ленинском. Иногда с тренировки я ее подвозил до дома. Бабушка у нее была замечательным человеком с одним недостатком – курила.

Мать каждый день ходила на работу и так же приходила с нее. Заходила нормальным человеком, а через пять-десять минут была абсолютно в хлам, в лоскуты. Ступала в ванную и плыла то ли со стакана, то ли с полстакана. Она пила здорово. Киру воспитывала и support… Как это сказать… Поддерживала бабушка. Отец ушел от них, со слов матери, потому что был алкоголиком.

— Мать любила Киру?

— Я так понимаю, да. Любая мать любит своего ребенка. Она пила, но не каждый же день. Она не всегда валялась в стельку и пускала Киру на самотек. Правы те, кто говорят о ее трудном детстве, но говорить о том, что о ней никто не заботился, неправда. Я не могу сказать ничего плохого о матери Киры. Но вот что случилось с Кирой? Она ведь тоже стала выпивать. Тогда я уже был в Греции, связь с ней не держал, так как она ушла к нашему хореографу Алле Капрановой. Они постоянно жили вместе, в одном номере, видимо, тогда она ее и обрабатывала. Пригрела змею на груди. Такого предательства я от Киры не ожидал.

— Чем она вас предала?

— Ушла к нашему же хореографу, которую я взял в нашу команду. Ушла от меня, под чьим руководством она первой из советских женщин взяла медаль чемпионата мира в одиночном катании. Это было в Токио, я тогда был невыездным. Меня вообще по жизни били много, порой заслуженно, порой нет. Я сидел в Останкино вместе со Станиславом Алексеевичем Жуком, а Кира взяла серебро, обыграв кого только можно и нельзя (уступила только Катарине Витт). Я был счастлив за нее. Ведь я провожал ее в Японию со сборов в Хабаровске со словами: "Теперь я тебе, Кира, помочь ничем не смогу, ты все знаешь и помнишь. Не подведи". Не подвела. Ее награда была моей гордостью, ведь я тогда доказал, что чего-то стою как тренер. У меня не было как у Тутберидзе первой, второй, третьей и четвертой волн девочек. У меня была лишь одна Кира Иванова. Я же планировал, что она выиграет Олимпийские игры в Калгари. Но она меня предала, и результат оказался налицо.

— Прощения не просила?

— Нет. Я и не ждал этого.

— Что за история с ее неявкой на допинг-контроль в 1982 году?

— Это было на Спартакиаде. За день до соревнований ее затрясло в истерике. Не могла собраться. Я сказал ей: "Иди в номер, налей полстакана водки, выпей, не закусывай и сразу под одеяло спать". Она так и сделала. На утро была в порядке, в итоге, правда, заняла там четвертое место, но жребием ей к несчастью выпал допинг-контроль.

— Во время карьеры она соблюдала режим?

— Да. По крайней мере, я ничего такого не замечал.

— Она действительно жила идеей вылечить мать?

— Я не знаю, кто так писал, но таких разговоров у нас с Кирой не было.

— Помните, когда последний раз ее видели?

— Да. По-моему, до Олимпийских игр 1988 года, на турнире "Московские коньки", когда она уже тренировалась у Капрановой. Но мы не общались.

© РИА Новости / Сергей Гунеев

Кира Иванова

"Я ее оберегал как отец, муж, любовник"

— Многие приписывают вам с Кирой роман.

— Как можно его приписывать, если никто не держал свечку? Я тоже могу сказать, что у вас есть шевелюра.

— Была.

— На каждый роток не накинешь платок. Если у нее были романтические отношения ко мне, что я не отрицаю… Вполне вероятно, да.

— А у вас к ней?

— Во-первых, у меня были отношения с ней чисто рабочие. Я считаю, что не бывает отношений и романтических, и рабочих. Или крайне редко. В одних изданиях писали, что мы вообще муж и жена.

— Гражданские.

— Чего только не говорили и не писали.

— Неправду?

— Неправду. Но доказать трудно. Я к Кире очень хорошо относился.

— Очень хорошо, но взаимной любви не было?

— У меня нет.

— Она как-то проявляла свои чувства?

— Конечно. Не знаю, что она думала, царствие ей небесное. Как-то сборная СССР отъезжала на показательные выступления в Горький. Звонит мне и говорит: "Я на поезд опоздала". Кира, говорю ей, не проблема, я тебя подкину. Раньше сборной будем. В итоге команда разгружалась из автобуса, а я Иванову подвез на своей "Волге" к центральному входу гостиницы. Дерзкий, как вы сказали, был.

— Интимных отношений между вами не было?

— Я не буду вас убеждать. Сказал, что нет, я не знаю, как вам дальше можно объяснить. Это была первая ученица уровня сборной СССР, с которой мне довелось работать. Я ее оберегал как отец, как муж, как любовник, как мать, как бабушка. Оберегал во всем, я должен был знать, что и как она делает. Наверное, мне выпала честь оберегать молодую девушку, что порождало склоки, которые люди изобретали. Мы ходили все время вместе.

— Новость о ее убийстве где вас застала?

— В Греции. Не помню, каким Макаром она до меня дошла, но у меня был шок. Тогда про нее много всего писали в России - что она вышла замуж, что уехала с мужем в Турцию, что сделала аборт, что личная жизнь не сложилась, что пыталась окунуться в тренерскую деятельность, что выпивала, что лечилась. Я всего этого не знаю, но делю это на четыре или на восемь.

— Олимпийские игры 1980 года помните?

— Я заболел корью. Маленький городок неподалеку от Лейк-Плэсид, в котором мы находились, в котором было много детворы, которая брала автографы. Когда мы сели в автобус на Лейк-Плэсид, я почувствовал себя плохо. Сказал об этом Чайковской. Она мне: "Потерпи, приедем в олимпийскую деревню и вызовем доктора". Пока нас в этой "тюрьме" размещали, мне становилось хуже и хуже. Температура 40-41. Потом кожа стала багроветь, появилась сыпь. Под покровом ночи, чтобы не дисквалифицировали всю команду, меня вывезли из деревни. Провалялся в доме советской делегации до конца Олимпиады.

— Атмосферу угрозы бойкота нашей сборной помните?

— Тогда все было потише, чем сейчас. Тогда нам выражали протест, но не бойкот. Сейчас против нас развязана настоящая война с этими угрозами недопуска. Американцы каждый день могут менять свое мнение. Завтра они могут сказать, что в России небо не такое, как в Калифорнии, давайте объявим бойкот. МОК, допинг-история Валиевой – все это, мне кажется, звенья одной цепи, чтобы собрать все в одно мусорное ведро и вылить на нас.

— Зачем?

— Мы им не нравимся, потому что другие. Нам в них тоже что-то не нравится. У них гей-парады, однополые браки. Вам это нравится? Нет. Мне это нравится? Нет. А они это приветствуют. У них трансгендеры детей воспитывают. Да живите, как хотите, но нас не трогайте.